Автор фото: Галина Дворецкая В сюжете 3 фото |
Сумки прижать к телу!
В начале апреля, когда в Мурманске вовсю валил снег, я любовалась цветением миндаля в Риме. Просторы улиц и площадей, тысячелетние развалины, памятники на каждом шагу. Вся Италия - памятник мировой истории.
Как раз накануне моей поездки Россия вернула себе Крым, напряжение в мире возросло. Возникла угроза санкций со стороны Европы, и я уж было испугалась, что меня в Италию не пустят. Куда там!
Пустили не только меня. Многомиллионная армия путешественников, по большей части россиян - честное слово, впечатление, что свою страну и не покидала: везде родная русская речь - в Риме, Неаполе, Флоренции, Венеции. Всюду!
Когда на своем ломаном английском обращалась к прохожим, принимая их за итальянцев, с вопросом, как пройти, скажем, к фонтану Треви, то и дело слышала в ответ тихое «вот если бы вы еще на русском говорили». И радостно вторила: «Да я и на русском могу. А вы откуда?»
Думаю, если бы с какого-то перепугу русских туристов перестали пускать в Европу, тамошняя экономика бы рухнула. И в первую очередь - в солнечной Италии. Там и так народу тяжело живется - кризис, чтоб его! Наши итальянские гиды рассказывали о растущей безработице, о сокращениях на предприятиях, о самоубийствах тех, кто разорился, потерял работу.
Предупреждали нас и о частых случаях воровства, чтобы не зевали и свои сумки держали крепко прижатыми к телу, желательно обеими руками. Воровство процветает.
Нам даже не разрешали вытаскивать на остановке посреди городских улиц чемодан из багажника автобуса, чтобы достать оттуда срочно понадобившуюся туристу вещь - зонтик, там, или кофточку, или забытый фотоаппарат.
Объясняли это тем, что добраться до нужного чемодана можно, только выставив часть багажа на тротуар или мостовую, откуда - были случаи - на глазах у всех багаж подхватывали прохожие и растворялись в уличной толчее.
Я считала эти разговоры обычными пугалками, пока однажды за ужином мои соседи по столику, - а это была семья: муж, жена, две взрослые дочери и сестра мужа - не рассказали, как днем в центре Рима чуть не ограбили главу семьи. Несколько цыган взяли его в плотное кольцо и стали быстро, бесцеремонно и профессионально шарить по карманам. Мужчина был крупный, представительный, карманов много, но... четыре его женщины на что? Они подняли такой ор и визг и сумками стали колотить по цыганским спинам, плечам, головам. Ну кто такую атаку выдержит? Воры убежали, ничем не успев поживиться.
Занятно, но итальянцев я в Италии почти не видела, сплошь и рядом туристы. Такого их количества нигде не встречала - ни в египетских гробницах, ни возле Эйфелевой башни. Хотя, согласимся, там тоже на недостаток страждущих прикоснуться к легенде никто не жалуется. Однако встречались мне и итальянцы... Еще какие!
Плиний Старший - как секретарь обкома
- Ваня, ты настоящий итальянец? - бесцеремонно спрашиваю у высокого чернокудрого молодого человека с бородкой, нашего гида по Помпеям.
- Да, - кивает он головой.
- А почему у тебя русское имя?
- Мой отец был коммунистом, - с гордостью, почти торжественно отвечает он.
И не поймешь, то ли всерьез говорит, то ли привычно балагурит. А он всю экскурсию вел с шутками-прибаутками, ну, неаполитанец, понятное дело. Как их еще называют - непосредственные, улыбчивые и счастливые дети Италии.
- Я в Италии! В Италии! - истошно, на весь автобус кричит по телефону туристка, отвечая на звонок какого-то родственника из российской Тьмутаракани. - Говори поскорей, дорого!
- Ничего, - улыбается Иван, - возможно скоро Италия присоединится к вам, может, звонить дешевле будет.
Вопрос присоединения чего-либо к нашей стране обыгрывается им не в первый раз, то дымящийся Везувий пытался нам сбагрить: «Ведь каждый день, как последний, живем под этим дымком, может, к себе присоедините?» То щедро обещал, что и Неаполь, возможно, тоже последует за Крымом.
Идем по Помпеям. Самое сильное впечатление - от фигур погибших людей, сохраненных путем заполнения гипсом пустот, оставшихся от погибших в толще вулканического пепла. В конце XIX века таким образом стали реконструировать агонизирующие позы жертв извержения. И хотя про этот способ и эти фигуры давно все знают, увиденное потрясло. После этого на Везувий действительно смотришь уже более пристально, не усилился ли дымок?
В том, как говорил Иван по-русски, легкий акцент, конечно, присутствовал, но сам молодой человек казался своим, настолько образ мыслей похож. Поневоле захотелось узнать о нем побольше, вот и устроила я ему допрос с пристрастием, откуда родом и т. д. Устроила, кстати, после того, как чуть не оконфузилась в Неаполе.
Экскурсовода по Неаполю не было видно за высокой спинкой автобусного сиденья, но, судя по голосу, я почему-то решила, что это невысокий полный лысоватый итальянец. Говорил он со смешным таким шепелявым акцентом. Он тоже начал много шутить, и я умилилась, какие все же неаполитанцы весельчаки.
- А он нам даже не представился, - сказала мне сидящая рядом соседка, когда мы на первой же остановке потянулись к выходу, чтобы рассмотреть очередную достопримечательность.
- Вот сейчас и познакомимся, - весело сказала я, выпархивая из автобуса, и осеклась.
Поджидая группу, у автобуса стоял... все тот же высокий, тощий, кудрявый Иван. Вот, ей-богу, не замечала в Помпеях у него такого пришепетывания. Какая все же разница, когда смотришь на человека и слышишь его или, когда, не зная, кто это, только слышишь. А шутил он, отдуваясь за весь Неаполь, в том числе и за того пригрезившегося мне невысокого, полноватого, лысоватого парня тоже.
- Какой там «Ла Скала» лучший, - поморщившись, машет Иван рукой, - наш неаполитанский оперный «Сан-Карло», вот кто на высоте! К тому же он на 41 год старше «Ла Скала».
Впечатлило даже не старшинство над прославленным миланским театром, а год рождения неаполитанского оперного - 1737-й. Что ж, такова Италия. Здесь о Плинии Старшем говорят, как у нас о бывшем первом секретаре обкома.
«У вас Церетели, у нас Бандинелли»
- Хочу вас сразу предупредить, я очень вредная! - с этих слов начала экскурсию по Флоренции наш гид Сандра.
Вся ее вредность, правда, как выяснилось позже, проявлялась в том, что она не могла спокойно смотреть на равнодушие подрастающего поколения к святыням Италии. И, когда очередная группа юных туристов затевала шутливую потасовку в галерее Уффици перед полотнами Боттичелли или Караваджо, она, извинившись перед нами, прерывала свою речь и обращалась к ребятам: «Рагацци, рагацци...» А дальше что-то экспрессивное, негодующее, наставляющее обязательно на итальянском, хотя «рагацци» могли быть и русскими, и немцами, и азиатами.
- А они вас понимают? - спросила я у Сандры после ее очередной отповеди группе веселящихся, как на дискотеке, детишек.
- Понимают, - уверенно сказала Сандра, - тон мой понимают, они должны знать, куда пришли, и вести себя соответственно.
И, судя по тому, как возникала благостная тишина, пока разбуянившиеся ребятишки изумленно взирали на маленькую, худенькую, с буйной копной непослушных волос тетку, которая, бешено жестикулируя, быстро тараторила им что-то по-итальянски, укоряя, негодуя, поучая, и впрямь понимали.
На экскурсии по городу, рассказывая об эпохе Медичи, расцвете искусства Ренессанса и коварных заговорах, она вдруг так же темпераментно бросилась к мирно сидящим на ступеньках какого-то здания подросткам, которые перекусывали - конечно, пиццей. Один мальчик на тех же ступеньках набивал мячик. Ничего вроде крамольного. Но Сандра, судя по всему, устроила ребятишкам нехилую выволочку.
- А что они сделали? - робко спросила я у нее.
- Ну как же?! Сидят-едят на ступенях церкви, к тому же еще и в мяч играют!
Я подняла глаза выше крыльца и монументальных дверей, у которых расположились мальчишки. Действительно, церковь. Их в Италии очень много. И все действующие. Даже величественные храмы Рима, в том числе и Ватикана, через которые проходят орды туристов, умудряются регулярно справлять свои службы. И мы - не помеха.
Тут же отгораживалось какое-то место, и там проводили обряды, все остальное отдано туристам с их фото- и видеокамерами, планшетами и прочими гаджетами. А исповедь, кстати, совершалась едва ли не на виду у всего путешествующего мира. Около каких-то шкафчиков, мимо которых снуют туда-сюда туристы, прильнув к этим шкафчикам лицом, стоят люди и нашептывают грехи скрытому внутри священнику.
Везде надписи, в каком шкафчике на каком языке исповедуют. Можно было и нам, но это риск отстать от группы. А с дисциплиной в международном туризме жестко: отстал, потерялся, добирайся до места, ищи группу за свой счет.
Иногда доставалось от Сандры и нам, ее подопечным, ее цыплятам-утятам, шествующим за ней, внимающим ей. Например, насчет того, внимательно ли внимаем...
- И кто стал наследником Козимо? Я вам про него уже говорила! Ну же! Это Лоренцо.... - и, глядя на наши вытаращенные от натуги глаза и осоловевшие лица, сама же заканчивает, - ...Великолепный. Я же вам только что о нем рассказывала. Учитесь ловить момент, - волнуется неистовая Сандра, - не думайте, что я, мол, когда-нибудь об этом все найду и прочитаю. Не найдете, не прочитаете. Сейчас запоминайте. Не тратьте время даром.
Словно читала мои мысли. Я как раз давала себе слово, что и найду, и прочитаю.
Досталось от Сандры и творившему в XVI веке скульптору Баччо Бандинелли. Он в свое время пользовался покровительством Медичи, поэтому по всей Италии стоят его скульптуры, которые не выдерживают никакой Сандриной критики.
- Ну, посмотрите, что это за Геркулес?! - возмущалась она перед скульптурной группой «Геркулес и Какус», - это же груда мяса какая-то. И везде этот Бандинелли. Его критикуют, итальянцы его не любят, но он есть. Вот у вас Церетели, а у нас Бандинелли, - проводит она параллель.
Секунда в пять столетий
Но самый памятный момент поездки, ее кульминация - тот, когда я напряженно вглядывалась в потолок Сикстинской капеллы в Ватикане. Фрески Микеланджело! Я наконец-то живьем увидела любимую фреску (раньше - только в иллюстрациях) - «Сотворение Адама». Там Бог тянется рукой к Адаму, чтобы вдохнуть в него жизнь.
Красивое скульптурное тело нашего прародителя еще не имеет души, а Бог все тянется и тянется, еще секунда, он дотронется - и... будет человек. Я рассматривала расслабленную позу Адама, пока он находится в состоянии предчеловека. Рассматривала полную усилия фигуру Бога, его напряженную руку, простертую к телу, видела миллиметры, разделяющие их, даже проблески молний, которые уже зарождались, потрескивая, между рукой Бога и телом человека. Я стояла, как зачарованная, и ждала, когда же сверкнет в полную силу молния, когда Бог дотянется...
Лишь позже, выйдя на улицу, вдруг задумалась, а как я смогла все это увидеть? С моей сильной близорукостью, на расстоянии 20 метров? Как? А ведь увидела же. Ощутила напряжение той последней секунды, разделяющей Бога и человека. Уже свыше пяти столетий длится эта секунда. И тут меня пронзила крамольная мысль - а дотянулся ли Он?
Прости меня, Господи.
Галина ДВОРЕЦКАЯ
Опубликовано: «Мурманский вестник» от 19.04.2014